Смерть и страх

     Однажды весной, давным-давно, Таня поняла, что такое Смерть. Смерть - это не траурный гроб с красными оборочками, не еловые венки, украшенные бумажными цветами, и не толпа завывающих старушек, как ей казалось в детстве. Смерть - это теплый апрельский день. Поток машин спешит куда-то. Солнце слепит глаза, щиплет в носу, и почему-то хочется плакать.


     Но сейчас Смерть не пришла в белом саване с косой. В таком виде она, наверное, приходит лишь за стариками. Нет, на этот раз она так неожиданно вынырнула из самой гущи машин, из толщи раскаленного асфальта, из толпы растерянных людей, что Таня удивилась, увидев ее. Маленькая девочка в белом платье, она ходила по шоссе, по самой проезжей части и напевала что-то, заглядывая в окна машин.
- Что это? - спросила Таня мужа, который был в тот момент за рулем.
- Где?
- Вон там... Девочка...
- Девочка?
     Он удивленно посмотрел на Таню и усмехнулся. "Неужели ее вижу только я?" - Подумала она.
     Машина остановилась на светофоре.
- Привет! - беззубая хорошенькая мордашка просунулась в окно. - Это тебе, лови!
- Мне? Что это?
     Это был роликовый конек их дочери Оли...

- Ваша дочь... - сказал хмурый врач и отвернулся.
     Пожилая медсестра дала Тане понюхать нашатырю и накапала сердечных капель. Придя в себя, Таня сразу же спросила:
- Можно мне остаться здесь?
- Оставайтесь, - сказал он и вышел из кабинета, такой маленький и худенький, со сгорбленной старческой спиной, что Тане почему-то стало жаль его.
- Ты молись, - сказала ей сестра, - молись, дочка, и я буду молиться. А Господь, так он милостив. Проси Его, чтобы не брал к себе дитя безвинное. Он здесь и все слышит.
- Где она лежит? - спросила Таня. - Буду сидеть у дверей, пока не очнется. А очнется, скажите ей, что мама здесь, и пусть она ничего не боится. Дайте мне еще нашатырю.
     В коридоре, где на маленьком кожаном диване осталась ждать Таня, сильно пахло спиртом, и было довольно холодно. Она попыталась застегнуться: пуговицы никак не попадали в петли - ну да Бог с ними. Коридор был пуст, лишь изредка перед глазами проплывал какой-то белый халат и исчезал в темноте. Легкая дрожь охватила ее: это слезы рвались наружу. Но она решила не плакать. Коридор был пуст... Лишь худенькая девочка в белом платье играла в мячик, что-то напевая.


     "О чем она поет?" - В каком-то тяжелом оцепенении думала Таня. Девочка подбежала поближе и Таня ясно услышала:
- Мама, не плачь, - пела девочка. - Мне не больно, не страшно, мне все равно. Если меня не будет, ты только не плачь. Я все равно буду с тобой, буду здесь, близко, хоть ты и не увидишь меня. Слышишь, капли дождя стучат в окно? Это я играю в мячик. Мама! Я здесь!
- Ты что поешь? - Таня схватила ее за руку.
Девочка заулыбалась.
- Я сама придумала эту песенку, - застенчиво сказала она. - Хочешь поиграть со мной в мячик?
- Нет.
- Тогда я поиграю с Олей!
- ...
- Я пришла поиграть с Олей, - объяснила она и побежала к дверям реанимации.
- Стой! - Таня схватила ее за плечи и с силой оттащила от двери. - Я... Я буду... играть с тобой.
- Будешь? - девочка на секунду о чем-то задумалась. Только ты учти, ты должна играть со мной, пока я не захочу уйти. А если ты устанешь и уснешь, тогда я пойду играть с Олей.
- Нет! - воскликнула Таня. - Я не усну! Я буду играть с тобой столько, сколько захочешь!
- Даже если ты очень устанешь?
- Это ты первая устанешь!
- Я не устану никогда.
- А это мы еще посмотрим.
- Тогда лови, - крикнула девочка, - лови мой мячик! - но это был не мячик, а детские роликовые коньки, те самые, на которых Оля выехала на проезжую часть... Теплая липкая жидкость потекла по руке. Кровь!.. Танины руки дрогнули и ослабли. Но коньки она поймала.
И вместо того, чтобы в ужасе закричать, она со злостью швырнула коньки обратно девочке
- Ты нечестно играешь!
- Ну и что?
- Я заставлю тебя играть честно!
- Ну хорошо, - девочка надула губки. - Я больше не буду озорничать. Лови!
"Какой же он тяжелый, - подумала Таня, - как будто бы это не мячик, а пятидесятикилограммовая гиря".
- Тяжело?
- Ничего, я справлюсь.
Таня не знала, сколько времени прошло. Лишь оранжевый мячик мелькал перед глазами, то удаляясь, то приближаясь снова. "Только бы не уснуть, - думала она, - и откуда только эта девчонка знала, что я так захочу спать?"
- Устала? - откуда-то издалека спросила девочка.
- Очень...
- Тогда, может, поспишь?
     Таня чувствовала, как сон - мягкое теплое облако - окутывает ее измученное тело. И противиться его приятной неизбежности она была уже не в состоянии.
- Мама! Я здесь! - громко, будто в самое ухо, вдруг крикнула Оля.
     И Таня очнулась.
- Я вовсе не устала, - строго сказала она. - Поиграем еще?
     Оранжевый мячик упал на пол.
- Хватит, - в голосе девочка звучали злоба и раздражение. - Я больше не хочу с тобой играть. Пока!
     И она засеменила прочь по коридору. Ее платье еще долго белело в темноте, пока не исчезло совсем. Лишь мячик остался лежать у Таниных ног.
     "Теперь можно спать...", - подумала Таня и упала на диван. Страх, боль и усталость внезапно исчезли, растворившись во сне.

  

- Ну и напугала же ты нас, матушка, - сказал врач семилетней темноволосой девочке, присаживаясь на краешек ее кровати.
- Мама... Где моя мама? - спросила та.
- Она здесь, - ответил он. - Только она спит, потому-то очень устала. Она не спала целых четверо суток. А мы с тобой ведь не будем ее будить?
     Она покачала головой.
- Доктор, - немного помолчав, снова спросила она, - Мама сильно меня ругала?
     Он грустно улыбнулся:
- Нет, она вообще тебя не ругала, хотя очень сильно расстроилась.
     Она вздохнула:
- Я знаю...
     Когда врач встал, собираясь уходить, тонкая рука поймала его за полу халата. Вопрос, видно, мучил девочку, но задать его она почему-то боялась. Он удивленно посмотрел на нее.
- Доктор... А мои... Мои роликовые коньки целы?


Надя Евдокимова