Вертинский превратил моду в поэзию. Часть II

Продолжение. Часть I

В молодости больной хроническим безденежьем Вертинский покупал в цветочном магазине опавшую камелию. Он вставлял цветок в петлицу и гулял по городу голодным денди, потому что на булку денег уже не оставалось.

Во время Гражданской войны ради смеха и остроты ощущений он с приятелем пропил роскошные ботинки. Хотя у обоих были чемоданы быстро терявших в цене ассигнаций.

В догитлеровском Берлине и сталинской Москве он оставлял большие суммы у лучших портных.

Эти черточки много говорят и об «аромате эпохи» и о характере. В первой части много писалось о том, как злые духи и горностаевые саки закручивают сюжеты в строчках Вертинского. Важно помнить, что они взялись не из воображения отшельника, который сидит в своей каморке, а на бумаге описывает далеких роковых женщин. Поэзия Вертинского – из его жизни. В ней есть нерв большого города и живые впечатления великолепного очевидца. Его романы, его встречи, долгие и мимолетные, переданы нам, и это – ценный дар. Вертинский, как… Боуи, меняется вместе с модой и остается собой.

При параде

Сравнение с Боуи возникло не случайно. Дэвид прошел через эволюцию от андрогинного глэмового «Зигги Звездная Пыль» через самоуверенного «Тощего Графа Блондина» к нынешнему импозантному своей потрепанностью аристократу. У Александра Николаича то же переселение душ.

Вначале его сценический образ – черный или белый Пьеро. Грим-маска с резкими бровями и тенями вокруг глаз. Скрывающий высокую фигуру балахон с контрастными помпонами. Удачный, бьющий в точку лдекадентской искусственностью имидж. Дамы млели. Сам певец былд в восторге от ранних рецензий «изысканный и жеманный Александр Вертинский».

В эмиграции его образ меняется. Теперь он циник и разрушитель женских судеб. С гордо поднятой головой, в цилиндре и фраке, нагло курящий в камеру. Таковы его канонические фото.

Наконец по прибытии в Советскую Россию он один из немногих, кто может адекватно сыграть аристократа. Кторов разве что может с ним поспорить. Есть байка, что во время съемок «Заговора обреченных» он прошелся по городу в сутане католичнского епископа, и старушки подходили к нему под благословение.

На сцене Вертинский появлялся во фраке с хризантемой в петлице. На одной из позних записей с концерта он объясняет зрителям: «Испано-Сюиза» - это маг’ка франц-ю-зской маш-и-и-ны» Управляемый им зал впитывает заграничную шикарную жизнь и вероятно кивает понимающе: «Ну да, конечно, а что же еще». Пришелец оттуда.

В жизни

В жизни Вертинский следовал моде. Говоря сегодняшним языком, он был «продвинутым» мужчиной.

В дореволюционной Москве он отдавал дань эксцентричным вкусам футуристов, пока не смог позволить себе дорогой одежды.

Вертинский зачесывал волосы на висках ко лбу. Сам он объяснял это тем, что хотел выглядеть оригинально. Более прозаический ответ: так он хотел прикрыть ранние залысины. Известный щеголь поэт Михаил Кузьмин в Петербурге поступал так же. Таким он изображен на знаменитой жанровой сценке Судейкина из быта клуба «Бродячая собака».

Став известным, Вертинский переходит на элегантные костюмы и стоячие воротнички. Заграницей он также модничает. На одном из снимкоф поэт сфотографирован в темных ботинках со светлыми носками – экзерсисе вкуса 1920-х годов а-ля Великий Гетсби.

Носит однобортные и двубортные костюмы с неизменным белым платком в нагрудном кармане.

В СССР Вертинский автоматически становится иконой стиля. С особым шиком он носит на широком по моде 1940-х лацкане значок лауреата Сталинской премии. Из советского периода на образе Вертинского наиболее впечатляет не официальная или концертная одежда, а спортивные пиджаки. Мелкая клетка или клетка «принц Уэльса»,мягкий жилет с низким вырезом, узкий шерстяной галстук, цветной платочек, светлые брюки. Для послевоенной Москвы это – сильно.

Вертинский остался в истории еще и самым красиво курящим мужчиной. В том, как он держит сигарету есть поза, вызов и грациозность. Даже на мемориальной табличке на Тверской воспроизведено его фото с сигаретой в длинных пальцах.

Роман с модой

У Вертинского был роман с будущей создательницей моды Валентиной Саниной. Разразился он в Харькове 1918 года и подробно описан в его мемуарах «Дорогой длинною…» и «Красоте в изгнании» Александра Васильева. Позже Санина станет известна в Нью-Йорке своими театральными костюмами, коллекциями, духами и знаменитыми клиентками, среди которых была и Грета Гарбо. Васильев пишет, что они вновь встретились в Америке в 1930-х.

Этот роман был и прошел. Отношения Вертинского с модой длились всю жизнь.

На фото: Вертинскому приписывают любовь Марлен Дитрих. Насколько обосновано, спорят до сих пор.

Арсений Загуляев