Невероятная история любви!

     Центр зала метро "Тверская". Ожидая здесь кого-нибудь, можно ненароком увидеть множество знакомых.
     Я пришел рановато, стою, прижавшись к серой мраморной стене.
     - Привет, сколько лет, сколько зим! - хлопает по плечу непонятно откуда взявшийся Николай.
Мы сочно жмем друг другу руки.
     Следуют вопросы: где работаю, как дела.


     - Да нигде конкретно. Но дела хорошо. А ты как?
     - Мы сейчас делаем новый проект - молодежный журнал типа "ЕLLE": фэшн, музыка, где что купить, с кем лучше спать и все такое.
     - И что, хорошо платят, если не секрет?
     - Нет. На раскрутку 800 баксов. Плюс за фотки моделей.
     - Ты фотографируешь?
     - С осени голодал. Зинка ведь ушла, а я ходил по старой привычке по кафе, просто сидел, смотрел вокруг, познакомился с девчонкой в "Deli-Franсe". Тра-ля-ля, стали с голодного бреда красить ее как у Готье, и снимать. Дело пошло. Сейчас у меня своя студия, свет, камера. Но знаешь, я так устал! Вкалываю, кручусь. Если бы завтра сказали, что через 5 дней наступит конец света, я бы заперся в квартире, лежал на тахте, пил кофе, коньяк, читал и ждал бы его. Даже телефон бы вырвал. А ты-то как?
     - С тех пор, как летом закрыли журнал, с журналистикой я завязал… Вы тогда все напоминали мне муравьев в горящем муравейнике: суетились, бегали, материли все, а я читал Генри Миллера и ел сушеные яблоки двухгодичной давности. Я гулял по городу, заходил в магазины и серьезно спрашивал продавщиц: "Простите, что это за циферки у вас на бумажках в витринах?.. Ах, цены. А мне напомнило таблички музеев". Меня выгоняли с треском и матом. Как-то иду по Крымскому мосту, стоит негритянка. Блюет прямо в Москву-реку и плачет. Я подошел к ней. Она смотрит на меня, глазищи грустные-грустные, на французском что-то плетет. Я потом понял - передоз, и только понял, она отрубилась. Я такси беру. "Довезите, говорю, бесплатно через всю Москву в Кузьминки". Все меня посылали, сам знаешь куда. Денег надо, говорят. В итоге, довез какой-то дед на стареньком "москвиче". Думал, девушке моей плохо. Я еще тогда смеялся: тоже мне, девушку мою нашел. Приехали домой. Я ее, как в мелодраме, три дня выхаживал. Оказалось, зовут ее Angel, родом она из Бостона, папа ее там какой-то big-cheese. Я читал ей стихи. Ну, и кроме стихов, сам понимаешь, что... Теперь мы живем вместе, скоро уезжаем. Прямо "в рай".


     Николай не знал, то ли радоваться за меня, то ли переживать, признался, что кого-кого, а негритянок у него пока не было, поэтому спросил, как с Angel в постели, на что я на ухо ему наговорил быстро-быстро пару десятков предложений, и он, с завистью посмотрев на меня, стукнул по плечу:
     - Вот видишь, всегда ты везунчик.
     Потом он посмотрел на часы, и мы попрощались.


     Стою в метро, жду, уже злюсь. Где ты, дерево мое, где ты, моя Груня?
     Помнишь первый день на журфаке в лохматейшем году? Такие вдохновенные дети. Помнишь, я был худ. Меня называли "красавицей", и все девушки от меня шарахались. У меня были длинные белые локоны. А у тебя рыжая крашеная грива. И я тебя долго неумело преследовал. А потом ты стригла меня, и кудри мои лежали на полу твоей кухни, а потом и мы с тобой лежали, смущенно сопя, на диване, нешироком и жестком. И ноги твои с пышными ляжками сжимали меня.
     Какая ты была чудная, Груня. Ты могла часами сидеть и курлыкать песни, читать свои стихи про кукол и полынь или, сидя голой на диване, по-детски рассказывать, как ты во сне целовалась с голубем, а у голубя были губы, и он был нежный.
     Вчера я позвонил тебе, предложил встретиться перед моим отбытием "в рай", а ты сказала, что скучаешь, а я рассказал про Энджел.
     И все равно ты – лучше всех. Ты - беда, Груня.


     Помнишь, мы расстались на полгода - кто кого. Я не выдержал, позвонил вечером, помню, было начало одиннадцатого, 25 мая. Я так же ждал тебя в центре зала на "Тверской". Ты, как всегда, явилась с другой стороны, в какой-то новой короткой юбке, и, как сейчас помню, распахнутом пиджаке, прозрачной водолазке и с заплаканными глазами.
     Мы ехали в пустом последнем поезде, как безумные - без стыда, чести и совести, любились прямо в метро, и в тот момент были настолько счастливы, что нам было начихать на доллары, статьи в газетах и лысины всех вместе взятых иноземных толстосумов. Вот они - мгновения счастья.
     Груня, Груня, если бы завтра объявили конец света, я бы заперся в квартире с тобой, вырвал телефон, мы бы не читали повести и стихи. Мы бы в праздном расслаблении ожидали последней вспышки.


     …Кто-то дотронулся до моего плеча. Ты появилась, как всегда, случайно, чмокнула по привычке в щеку. Ты изменилась, ну, просто женщина мечты. У тебя короткие каштановые волосы и сногсшибательный макияж, расстегнутое черное пальто, черная юбка с манящим в глубины разрезом, рубашка с цветами, духи - дурманящие запахи. Ты похожа на Woman с обложки. Но я-то тебя знаю.
     Грунька, деревце, золотце мое самоварное. Время явно пошло на пользу тебе. И мне уже приятно небрежно положить руку тебе на талию и плавно передвигаться вместе с тобой по катакомбам метро.


     Мы говорили так, как будто находились рядом 24 часа в сутки.
     "Я забыла на работе косметичку и записную книжку. Сегодня был очень нелегкий день. Приходили и уходили какие-то люди, требовали разные бумаги, заявился сумасшедший мужик, стал агитировать за покупку какого-то издания в пользу дома умалишенных. Говорил, у них вчера официально начинается ежегодное обострение, и требуются деньги на лекарства".


     "То-то я смотрю, сосед сверху проводит круглые сутки у посольства Новой Зеландии, потом рассказывает, что собирается сдать какой-то экзамен в Британском консульстве за 2 штуки зеленых и тайно от жены и тещи улизнуть, и вдруг посреди трудового года, никого не предупредив, уезжает с любовницей в Сочи. Бывший одноклассник, врач-психиатр, начал увлекаться готикой. Я спрашиваю, что вы делаете на ваших тусовках? "Да так, - говорит, - слушаем гимны крестоносцев и занимаемся анальным сексом".


     Мы выбрались из метро. Груня остановилась купить свою "Яву".
     - Ты что? Пойдем, купим в киоске что-нибудь приличное, а не эту отраву. Никогда не покупай дешевые сигареты неизвестно у кого.
     - Ты рассуждаешь не по-русски, - сказала она.
     - Да, я в последнее время замечаю за собой странные вещи. Я испытываю необычную легкость и отстраненность, как будто уже не здесь.
     - А тебе разве не жалко этих бабушек, продающих сигареты и собирающих бутылки?.. Ты озлобился.
     - Вовсе нет. Я чувствую себя воздушным шаром. Скоро нитку обрежут, и я взмою в небо. Ты знаешь, я в последнее время люблю бродить по городу и думать на английском. Когда ходишь так по Москве, чувствуешь себя иностранцем и наблюдаешь за всем со стороны. Потом вдруг остановишься, и непонятная грусть. И страх…
     - Ужасно…
     Мы зашли в старенький бар в подворотне Тверского.


     Как хочется стать персонажем из советского кино, где все просты и наивны, как дети. Где добро и зло явно отделимы друг от друга. Если посмотреть на мое будущее сквозь призму старенькой советской камеры, я должен был бы расплакаться за столиком кафе, схватить Груню в охапку, уткнуться лицом в ее плечо и сказать: "Больше я от тебя никуда не уйду".


     Так вот, я не обнял Груню и не сказал ей этих слов. И теперь пустой поезд несет меня - "в рай".


Мария Ульянова